Неточные совпадения
Верстах в восьмидесяти от Нижнего взошли мы, то есть я и мой камердинер Матвей, обогреться
к станционному смотрителю. На дворе было очень морозно и
к тому же ветрено. Смотритель, худой, болезненный и жалкой наружности человек, записывал подорожную, сам себе диктуя каждую букву и все-таки ошибаясь. Я снял шубу и
ходил по комнате в огромных меховых сапогах, Матвей грелся у каленой
печи, смотритель бормотал, деревянные часы постукивали разбитым и слабым звуком…
Возвратясь домой, она собрала все книжки и, прижав их
к груди, долго
ходила по дому, заглядывая в
печь, под печку, даже в кадку с водой. Ей казалось, что Павел сейчас же бросит работу и придет домой, а он не шел. Наконец, усталая, она села в кухне на лавку, подложив под себя книги, и так, боясь встать, просидела до поры, пока не пришли с фабрики Павел и хохол.
Он боялся за зоб, который у него возвышался на шее и ради разрешения которого Феодосий Гаврилыч, вычитав в одном лечебнике, пил постоянно шалфей; зоб действительно не увеличивался, хотя и
прошло с появления его более двадцати лет, но зато Феодосий Гаврилыч постоянно был в испарине, вследствие чего он неимоверно остерегался простуды, так что в нижние комнаты никогда не
сходил на продолжительное время, а на антресолях у него была жара великая, благодаря множеству
печей с приделанными
к ним лежанками, которые испускали из себя температуру Африки.
Медленно нагнув голову, он, зевая, взглянул в избу и, увидев барина, стал поворачиваться немного скорее, чем прежде, но всё еще так тихо, что Нехлюдов успел раза три
пройти от лужи
к ткацкому стану и обратно, а Давыдка всё еще слезал с
печи.
— Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив брата у двери,
прошла в комнату. Лунёв толкнул
к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу около
печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Пятого декабря (многими замечено, что это — день особенных несчастий) вечерком Долинский завернул
к Азовцовым. Матроски и Викторинушки не было дома, они пошли ко всенощной, одна Юлия
ходила по зале, прихотливо освещенной красным огнем разгоревшихся в
печи Дров.
Я начал говорить ему, что посягательство Капитолины на него совсем уж не так серьезно, как он его себе представляет, и что надо посмотреть и подождать. И даже, как оказалось, ждать-то было недолго. Мы беседовали, сидя на полу перед
печью спинами
к окнам. Время было близко
к полночи, и с той поры, как Коновалов пришел,
прошло часа полтора-два. Вдруг сзади нас раздался дребезг стекол, и на пол шумно грохнулся довольно увесистый булыжник. Мы оба в испуге вскочили и бросились
к окну.
Старик встает и вместе со своею длинною тенью осторожно спускается из вагона в потемки. Он пробирается вдоль поезда
к локомотиву и,
пройдя десятка два вагонов, видит раскрытую красную
печь; против
печи неподвижно сидит человеческая фигура; ее козырек, нос и колени выкрашены в багровый цвет, все же остальное черно и едва вырисовывается из потемок.
Потом хаос криков, плач детей — трескотня выстрелов, давка — и ужасное бегство, когда человек не знает, куда бежит, падает, снова бежит, теряет детей, дом. И снова быстро, как будто и мгновения одного не
прошло — проклятая
печь, тупая, ненасытная, вечно раскрывающая свою пасть. И то же, все то же, от чего они ушли навсегда и
к чему вернулись — навсегда.
Голодный год
прошел: злаки взошли, и люди и животные стали сыты. Хлеб созрел необыкновенно рано. В половине июня мужики уже парили в горшках рожь и ели ее немолотую, а
к Петрову дню
пекли «новый хлеб».
Мать не поверила, но как увидала, сама испугалась и заперла сени и дверь в избу. Ужи проползли под ворота и вползли в сени, но не могли
пройти в избу. Тогда они выползли назад, все вместе свернулись клубком и бросились в окно. Они разбили стекло, упали на пол в избу и поползли по лавкам, столам и на печку. Маша забилась в угол на
печи, но ужи нашли ее, стащили оттуда и повели
к воде.
Положим, теперь бы и отец не подбросил девочку — подросла Дуня. Бабушке в избе помогает, за водой
ходит к колодцу, в лес бегает с ребятами.
Печь умеет растопить, коровушке корм задать, полы вымыть…
Для Ф.А. Снетковой в пьесе не было роли, вполне подходившей
к ее амплуа. Она вернулась из-за границы как раз
к репетициям"Однодворца". Об этой ее заграничной поездке, длившейся довольно долго,
ходило немало слухов и толков по городу. Но я мало интересовался всем этим сплетничаньем, тем более что сама Ф.А. была мне так симпатична, и не потому только, что она готовилась уже
к роли в"Ребенке", прошедшем через цензурное
пекло без всяких переделок.
После концерта
проходит минута в молчании. Алексей Алексеич, вспотевший, красный, изнеможенный, садится на подоконник и окидывает присутствующих мутным, отяжелевшим, но победным взглядом. В толпе слушателей он,
к великому своему неудовольствию, усматривает диакона Авдиесова. Диакон, высокий, плотный мужчина, с красным рябым лицом и с соломой в волосах, стоит, облокотившись о
печь, и презрительно ухмыляется.
Ширяев неожиданно заснул. Проснулся он в восьмом часу, с тяжелою, мутно-горячею головою. Солнце
пекло прямо в лицо. Он
сходил к пруду и выкупался.